Николай Некрасов - это человек, значение которого трудно недооценить. Русская литература и общественная мысль выглядят совершенно по-разному, если посмотреть на них с двух временных точек, определяющих даты его прихода и ухода из них. "Муза" даёт нам ключ к более глубокому пониманию творчества этого автора.

Поэт и гражданин

Творчество Николая Алексеевича Некрасова открыло новую эпоху в развитии русской литературы девятнадцатого века. Некрасов обозначил целый ряд смысловых направлений, которых до него просто не было. Поэт был одним из первых, кто смог обратить внимание своего читателя в сторону простого русского труженика. Его поэзия проникнута ярким гражданским чувством. Для более глубокого понимания творческого метода поэта лучше всего проанализировать некоторые его произведения, которые принято считать ключевыми. К таковым, безусловно, относится "Муза", датированный 1852 годом. В определённом смысле он является программным. В этом раннем произведении впервые обозначены образы и смыслы, которые пройдут через всё последующее творчество поэта.

Анализ стихотворения Некрасова "Муза"

В этом пространном тексте поэт размышляет об и творчества. Здесь явственно обозначены два противоположных начала, к которым тяготеет вдохновение поэта - устремление в заоблачные выси и сострадание простым скромным людям, которые далеки от небесных сфер. И лирический герой стихотворения от имени поэта делает свой окончательный выбор в пользу тех, кто нуждается в его песнях на земле. Образ Музы Некрасова предстаёт в его стихотворении в виде "... вечно плачущей и непонятной девы". Вдохновляемый ею поэт безраздельно окунается в водоворот и кипение земных страстей. Он находит своё призвание в том, чтобы в первую очередь быть услышанным земными людьми, а не заоблачными ангелами. Взгляд сквозь эту аллегорию на всё последующее творчество поэта полностью подтверждает сделанный им в молодости выбор.

Сквозь годы трудов лишений

Взыскательный анализ стихотворения Некрасова "Муза" позволяет сделать вывод о том, что произведение это было достаточно традиционно по форме и излишне претенциозно по содержанию. Но подобный вывод будет безосновательным. При всей наивности своих поэтических деклараций верность им Некрасов пронёс через всю свою жизнь. А была она весьма нелёгкой. Путь к достатку и известности лежал через долгие годы упорного труда и существования на грани нищеты. На протяжении многих лет поэт ничем особенным не выделялся на фоне тех людей, которым были адресованы его стихи. Собственно, всю эту земную круговерть и изобразил в своём раннем стихотворении "Муза" Некрасов. Анализ текста этого произведения позволяет понять, из каких источников черпал он своё вдохновение. Поэт признаёт над собой власть только одной музы - "Печальной спутницы печальных бедняков, рождённых для труда, страданья и оков". Следует понимать, что такой выбор был достаточно необычным и даже вызывающим. Он противоречил общепринятому мнению об элитарном назначении поэтического творчества.

Стилистические особенности новой поэзии

Анализ стихотворения Некрасова "Муза" свидетельствует о нравственном и эстетическом выборе, который сделал поэт. Уже в этом произведении отчётливо обозначен круг образов и тем, которым автор намерен посвятить всё своё будущее творчество. При этом само стихотворение написано достаточно традиционным языком. Но дело здесь в том, что дальнейшее движение в выбранном направлении требовало новых выразительных возможностей. Бессмысленно было писать о крепостных крестьянах языком салонной поэзии. И Николай Некрасов оказался на высоте выбранной миссии. Он ввёл в русскую литературу целые лексические пласты, которых до него в литературном русском языке практически не было. Образная поэтическая система Николая Некрасова оказалась ярко индивидуальной. Его неповторимый стиль породил множество последователей и подражателей.

Певец трудового народа

Поэт Николай Алексеевич Некрасов вывел в своём творчестве такую галерею образов, появление которых ещё совсем недавно невозможно было представить. если и появлялись на страницах то лишь в виде персонажей второго и третьего плана. Для многих это оказалось неожиданностью, но на авансцене русской литературы оказались простые труженики-землепашцы, крестьяне "от сохи". Просвещённая аристократическая публика познакомилась с миром русского простонародья. Это было, без преувеличения, поэтическим открытием. Его совершил сохраняющий верность своим эстетическим принципам, обозначенным когда-то в стихотворении "Муза", Некрасов. Анализ последующего показывает, что открытый им взгляд на мир оказался для русского искусства магистральным. Поэт создал целое направление. Не только литературную школу, обращённую лицом к повседневному существованию простого народа, но и новое направление в общественной мысли и публицистике.

Путь к свободе

Анализ стихотворения Некрасова "Муза" после его написания свидетельствовал только о выбранном поэтом направлении в развитии своего творчества. Но он и близко не мог предполагать того общественного резонанса, который способно вызвать поэтическое творчество. Своей поэзией Николай Некрасов разбудил в обществе силы, которые, как и его самого, не устраивал существующий порядок вещей. Разумеется, он был не одинок в своих стремлениях. Мощный подъём российского общественного движения привёл к радикальным изменениям в сложившихся веками устоях российского общества. Под сильным давлением снизу в 1861 году был отменён такой средневековый пережиток, как Это было грандиозным событием русской истории, но, по свидетельствованиям самого поэта, не принесло народу ожидаемого счастья и всеобщего процветания. Но всё последующее движение общественной мысли вдохновлялось, помимо прочего, поэзией Некрасова и его последователей. Преданными поклонниками и читателями поэта были практически все русские революционеры и прогрессивные общественные деятели.

Введение

За четверть века своего развития (1892-1917) нереалистические литературные течения выдвинули ряд крупных талантов, чье творчество выразило существенные черты художественного сознания времени, внесло неповторимый вклад в русскую и мировую поэзию и прозу. Как и всей духовной жизни России эпохи трех революций, этим течениям была присуща напряженная, конфликтная динамика. Ее определяло противоречие между эстетическим индивидуализмом и общественными исканиями. При этом перевешивала издавна заветная для русского писателя мысль о социальной гармонии и свободном человеке, какие бы утопические формы эта мысль порой ни принимала.

Среди русских нереалистических течений - символизм, акмеизм, футуризм - первым по времени и наиболее значительным по художественным результатам был символизм. Он возник на переломе от безвременья 80-х годов к социально-политическому подъему 90-х. В 1892 г. Д. Мережковский в лекции «О причинах упадка и о новых течениях в современной русской литературе» призвал обогатить ее содержание мистической идеей и обновить поэтику с помощью символических форм и импрессионизма. Тогда же вышла книга стихов Мережковского «Символы»; ей он предпослал слова Гёте о преходящем как символе вечного. В 1894-1895 гг. появились три выпуска нашумевших брюсовских сборников «Русские символисты», демонстрировавших теорию новой лирики и ее образцы.

Образ Музы в лирике А. Ахматовой

В 1940 году, беседуя с Л. Чуковской, А. Ахматова отметила:»… Чтоб добраться до сути, надо изучать гнезда постоянно повторяющихся образов в стихах поэта - в них и таится личность антора и дух его поэзии» . Постоянно повторяющимся в лирике А. Ахматовой является образ Музы - «сестры», «двойника», «иностранки», «палача»; «странной», «стройной», «смуглой», «в дырявом платке», «насмешливой». Он открывает нам этические и эстетические установки поэта в разные годы: поиск «своего» голоса и следование традиции молодой А. Ахматовой, впоследствии - осознание важности гражданской темы и, при подведении итогов творчества, осмысление автором факта запечатленности в зеркалах искусства собственного образа и судьбы. В поэзии А. Ахматовой важен мотив двойника, связанный с темой творчества и создающий трагический пафос.

Лирическая героиня стихотворения «Музе» (1911) противопоставляет себя всем «девушкам, женщинам, вдовам», которым дано испытать обыкновенное женское счастье. Состояние несвободы («только не эти оковы») возникает у героини от необходимости сделать выбор между любовью и творчеством. Муза-сестра отбирает у нее кольцо («первый весенний подарок», «Божий подарок»), которое является символом благословенной земной любви. Небесная посланница дает творческую силу художнику, но взамен лишает возможности сосредоточиться на полноте самой жизни, превращенной в первоисточник поэтической фантазии.

Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:

«Взор твой не ясен, не ярок…»

Тихо отвечу: «Она отняла

Божий подарок» .

Стихотворение «Три раза пытать приходила…» (1911) в черновом автографе называлось «Двойник». Приходившая пытать не названа Музой, однако именно с ней в ранних ахматовских стихах связан мотив двойника. Для лирической героини земная радость невозможна, но еще страшнее то, что ее любовь несет смерть возлюбленному. Нравственная вина возникает в душе женщины-поэта без какой-либо объективной причины, в стихотворении существует только намек на предчувствие, что наказание последует за греховное ремесло.

О, ты не напрасно смеялась,

Моя непрощенная ложь! .

Из раннего творчества А. Ахматова особе выделяла стихотворение «Я пришла тебя сменить, сестра…» (1912), говорила, что сама до конца его не понимает, хоть «оно и оказалось провидческим» . Произведение состоит из двух монологов, обозначенных кавычками, и небольшого «послесловия». Муза приходит к героине, чтобы отнять у нее земное, всем, кроме художника, доступное счастье. Поэзия ассоциируется со свотом «высокого костра»: чтобы родился стих, поэт должен отлюбить, отстрадать, сгореть. А. Ахматова о связанности личного и всеобщего в творчестве писала: «Одной надеждой меньше стало, / Одною песней больше будет» . Для поэзии любовь уже не «костер», охраняемый одним человеком, а «белое знамя», «свет маяка», который горит для всех, указывает людям путь. Рождение песни художником воспринимается как обряд похорон самого себя, своих чувств. Муза-сестра занимает место отстрадавшей женщины, становится ее двойником, живет ее жизнью:

Мои одежды надень,

Позабудь о моей тревоге,

Дай ветру кудрями играть .

Героиня уступает Музе свой «костер» безропотно, потому что понимает: самое страшное для нее - «тишина». В последней строфе образы неуловимо сливаются воедино; путь один - судьба художника, который отрекается от личного счастья ради того, чтобы освещать дорогу другим:

И все чудилось ей, что пламя

Близко… бубен держит рука.

И она как белое знамя,

И она как свет маяка .

Образ Музы в поэзии А. Ахматовой изменялся. В стихах второй половины 1910-х годов характерными деталями ее портрета становятся «еле слышный» голос ; пение «протяжное» и «унылое», дырявый платок ; «изнеможенная», склоненная «в веночке темном» голова . Примечателен отзыв Н. Гумилева о стихотворении «Ведь где-то есть простая жизнь и свет…»:»… Зато последняя строфа великолепна; только [это не] описка? - «Голос Музы еле слышный…» Конечно, «ясно или внятно слышный» надо было сказать. А еще лучше «так далеко слышный» . Муза, диктовавшая «Ад» Данте, суровая, немногословная и сильная, появится в лирике А. Ахматовой позже, только в середине 1920-х годов. Образ двойника, теряющего силу, покидающего лирическую героиню («Зачем притворяешься ты…», 1915; «Муза ушла по дороге…», 1915; «Все отнято: и сила, и любовь…», 1916), дает поэту возможность передать почти «осязаемое» человеческое страдание, а вместе с тем предчувствие еще более страшных исторических перемен. «Безрассудный» ветер времени уже начал обрывать голоса жизни.

А мы живом торжественно и трудно

И чтим обряды наших горьких встреч,

Когда с налету ветер безрассудный

Чуть начатую обрывает речь…

(«Ведь где-то есть простая жизнь и свет…», 1915)

Способность переживать вину за несовершенные преступления, готовность искупать чужие грехи характеризуют лирическую героиню А. Ахматовой как личность «цельную», расположенную к трагической роли. После первой мировой войны и революции, смерти Н. Недоброво, А. Блока, Н. Гумилева ситуация смерти возлюбленного получит социальную мотивировку и свяжется в творчестве поэта с: темой судьбы поколения; лирическая героиня не раз испытает вину за преступления своего века («Я гибель накликала милым…», 1921; «Новогодняя баллада», 1922).

В момент, когда «рушатся миры», особая роль отводится А. Ахматовой художнику. Он должен обнаружить «сверхличные связи сущего» (Вяч. Иванов), победить хаос формой - формой своей жизни и творчества. А. Ахматова, считавшая, что поэзии предстоит в XX веке сыграть в жизни людей роль «великого утешителя в море горя» , верила в необходимость личного подвига поэта, в «идеальность» его судьбы. Ее неизменную заботу о биографии художника называют сегодня строительством мифа - о себе, о Модильяни, о Мандельштаме и т.д. Творчество А. Ахматовой возвращает веру в нравственную опору мира, художник берется реконструировать историю. Определенные вещи и места, связанные с яркими событиями, бессмертными именами, сопрягают время с вечностью, в которой прошлое находится в одном «пространстве» с текущим и наступающим. В 1920-е годы их функция в ахматовской жизни и поэзии усложняется: они служат не просто знаками связи времен, но оправдывают, наполняют мир смыслом. Вещи начинают говорить тогда, когда слова доходят до границ молчания, когда трагизм разрушается ужасом. «Невольным памятником» всем, страдавшим на родине во время резолюций, войн, репрессий, становится «священный град Петра», а Царское Село воспринимается как «венок» мертвым поэтам.

Показательным, этапным стихотворением, раскрывающим суть эволюции темы поэта и поэзии в постреволюционном творчестве А. Ахматовой, исследователи считают «Музу» (1924). Не раз отмечалась связь ахматовского произведения с «голосом» Данте , однако, на нага взгляд, не менее важной является в тексте аллюзия на пушкинского «Пророка». А. Ахматова и этим старается подчеркнуть непрерывность, надвременность культуры. Муза - существо божественного происхождения, она пришла из вечности, не знающей таких земных условностей, как прошлое, настоящее и будущее; она подобна шестикрылому серафиму. Трудно согласиться с тем, что «в первых строках восьмистишия «Музы» 1924 года внешний облик «милой гостьи с дудочкой в руке» еще идиллически обманчив», а в последних «открывается бездна» (В. Виленкин) , ведь главный образ стихотворения не «гостья», а ожидающая Музу лирическая героиня, которая стремительно «преображается» во второй строфе. Произведение «сюжетно», причем присутствуют все важнейшие структурные слагаемые как канонически библейской, так и пушкинской ситуаций: духовное томление - явление посланника - открытие истины. Поэт переживает момент духовного озарения, потрясения.

В первой половине стихотворения А. Ахматова как будто подвела итог своему раннему творчеству, в котором называла Музу сестрой, двойником, соперницей и характеризовала как милую смуглую гостью. Таинственное существо приходило пытать героиню, лишало ее счастья любить и быть любимой, даруя способность творить. Муза отнимала свободу, однако несвобода, которую она оставляла, казалась слаще всего. Можно сказать, что между лирической героиней и ее двойником установились «личные» отношения. Такую гостью и ожидает поэт:

Когда я ночью жду ее прихода,

Жизнь, кажется, висит на волоске.

Что почести, что юность, что свобода

Пред милей гостьей с дудочкой в руке .

А появляется Муза не равная, не милая, не многословная. Она даже не открывает поэту истину словом, как это делает серафам в «Пророке» А. Пушкина («восстань», «виждь», «внэмли», «исполнись», «жги»), но жестом («И вот вошла. Откинув покрывало, / Внимательно взглянула на меня»). Мз"за предстает под покрывалом, подобно Беатриче в «Божественной комедии» Данте. Молчание означает, что Она Муза трагедии, что там, откуда она пришла, все молчат от скорби, что между нею и лирической героиней больше не может быть борьбы. Муза теперь - нечто сверхличное, она к:е примет от художника слов «не могу», но будет требовать одного - «должна». Героиня узнает ее, все понимает без злов («Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала / Страницы Ада?» Отвечает: «Я»).

К началу 1920-х годов становится ясно, что ахматовская героиня не мыслит себя вне исторической системы координат. Лирика поэта почти всегда ситуативна, автобиографична, однако сквозь современную историю и личную жизнь просматривается некий «высший» план, указывающий героине «выход» из хаоса происходящего. «Пустоте» и беспамятству художник противопоставляет «вечные» образы и сюжеты. Постепенно в творчестве А. Ахматовой еще громче прозвучат христианские мотивы и «чужие голоса» из близкого и далекого прошлого, появятся «сильные портреты». Диалог лирической героини с Музой уступает место обращению к Данте, Шекспиру, Пушкину («Данте», 1936; «В сороковом году», 1940; «Пушкин», 1943). С 1920-х годов А. Ахматова тщательно и профессионально изучает их жизнь и творчество, переводит, комментирует тексты.

С середины 1950-х годов наступает «плодоносная осень» ахматовской лирики. Поэт пристально вглядывается в логику судьбы своей героини, полстолетия переживавшей исторические события как факты собственной биографии. Выступив в роли компетентного «ахматоведа», поэт создает художественный вариант осмысления своего жизненного пути и эволюции творчества. Образ Музы, с одной стороны, свидетельствует о связи жизни и творчества автора с трагическими событиями XX века, он в определенной степени документален, политичен («Кому и когда говорила…», 1958; «Моею Музой оказалась мука…», 1960; «Словно дочка слепого Эдипа…», 1960). Однако неземная природа вечной спутницы поэтов подчеркивается в тех произведениях, где А. Ахматова сосредоточена на изучении психологии творчества и читательского восприятия, на осмыслении результатов личной и коллективной (культурной) памяти. Лирическая героиня обретает двойника, бесконечно пребывающего в сознании читателя, теперь она сама - «тишина», Песня или, возможно. Муза другого поэта («Почти в альбом», 1961; «Все в Москве пропитано стихами…», 1963; «Полночные стихи», 1963-1965). Итак, образ Музы в поздней лирике А. Ахматовой позволяет отметить постепенное переключение авторского интереса с темы истории на размышление о времени как категории философской, о человеческой памяти как единственной возможности его преодоления.

В Новое время музами называют конкретных людей, как правило, это женщины, подруги художников (поэтов), но иногда и мужчины. Они вдохновляют художника на творчество своей личностью, харизмой, аурой, дружеским отношением или эротичностью. Некоторые из муз и сами оставили заметный след в истории культуры.

В определенном смысле образ Музы - это инструмент создания поэтического контекста. При выявлении факта присутствия образа Музы во творчестве разных поэтов возникает идея его универсализма, т.е. образ Музы выступает как универсальное поэтическое начало. Как всякий мифологический образ, Муза имеет и своеобразный жизненный смысл. Это и инструмент познания и отношения к миру. Через образ Музы прочитывается текст, причем на многих уровнях, и, что самое важное, на уровне смысловом. Где в контексте появляется образ Музы, там возникает своеобразный «сгусток поэзии». Муза - это знак присутствия божественной поэтической субстанции. Существуют простые и сложные структуры с образом Музы - это и есть выражение поэзии, которая может быть определена как Муза. Музу как знак автор переводит в поэтический текст, и именно через Музу доказывается универсальность его поэзии. Муза - это ключ, некий набор понятий, который открывает смысловые пласты, это универсальный художественный, поэтический код .

Изначально Муза была образом античной мифологии, и, «переместившись» в литературные произведения, все дальше «уходила» от фольклорной среды. Система образов античной мифологии была в какой-то мере законсервирована и перенесена в литературу классицизма. Ориентация на античность как на образец не позволила менять образы античной мифологии, которая не имела ничего общего с фольклором и была литературна по своей природе. Можно говорить о тяготении образов к сугубо литературной среде или к среде более фольклорной. В данном случае, образ Музы естественно вошел в среду литературную. Конечно, «литература связана с мифологией...прежде всего через сказку и народный эпос», но не все образы органично влились из мифологии в фольклорные произведения. Есть переходные образы, действующие как в фольклоре, так и в чисто литературных произведениях. Образ Музы - пример «чисто» литературного образа, нашедшего свое место в ткани литературных произведений.

Образ Музы - это образ личный. Он принадлежит творческой индивидуальности писателя. Он функционирует в тексте как самостоятельный элемент поэтики, но вместе с тем, он неразрывно связан со своим творцом. Если мы обратимся к схеме, представляющей все трансформации образа Музы, то увидим, что все уровни образа так или иначе связаны с личностью поэта. Является ли Муза покровительницей поэтов или символом творчества, участвует ли она в характеристиках адресатов посланий или в мифологизации, персонифицируется ли она в реальном образе, всегда существуют нити, связующие поэта и его Музу. Она - его творение во всем многообразии ее воплощений и в ее самостоятельности. И функционирует Муза в произведениях, пронизанных личностью поэта, где образ автора - один из главных, а его диалог со своей Музой является одним из ключевых моментов поэтики произведения .

Можно отметить, что образ Музы не совместим с национальным колоритом произведений. Как образ античной мифологии, Муза будет естественно функционировать в произведении, обращенном к античности, когда она выступает в своем изначальном значении богини-покровительницы. Примеры этого встречаются при анализе образа Музы в лирике. Целый уровень выделяется для образа Музы - античного символа. Допустима и мифологизация через образ Музы, когда, посредством его, поэт встраивает свой образ в мифологический контекст произведения. При персонификации в контексте могут появиться детали античного мифологического колорита. Но образ Музы совершенно нейтрален по отношению к национальному колориту, который связан с художественным временем и пространством произведения. В произведениях, в которых сюжет предопределяет появление национального колорита, образ Музы может появиться только в авторских отступлениях, так как он совершенно чужд какой-либо национальной окраске произведения.

Кроме этого, и сюжет сам по себе может не допускать появления образа Музы, как, например, в «Гаврилиаде», являющейся пародией на евангельский рассказ. Но этот «запрет» усиливается, если «включен» национальный колорит, ведь образ Музы вненационален. То же самое происходит и в произведениях, жанр которых принадлежит к фольклору. Яркий пример - сказки Пушкина.

Жанр поэмы допускает авторские вставки, как бы «лично от себя», и образ Музы вполне может появиться в тексте именно в них. Но, художественное время и пространство, предопределенные сюжетом, могут этого не позволить. Пример этого - поэма «Кавказский пленник». В самом тексте поэмы образ Музы не встречается, а вот «Посвящение» и «Эпилог» поэмы органично включают в себя образ Музы, в них больше проявлена личность поэта. В строчках, которые рассматриваем, как авторское отступление, Музы нет. Хотя тематически это отступление связано с текстом, оно все же относительно независимо и может рассматриваться как самостоятельный отрывок. Это мысли поэта, не связанные конкретно с поэмой. Но и здесь образ Музы не появляется, так как это бы нарушило некую целостность, ведь этот отрывок все-таки находится в тексте поэмы, а значит не должен выделяться из общего контекста. А в самом тексте поэмы художественное время и пространство, предопределенные сюжетом, не дают появиться образу Музы .

Другой пример - поэма «Братья-разбойники», где отсутствие образа Музы объясняется следующими причинами: реальной сюжетной основой, дающей художественное время и пространство, не допускающие образ Музы, отсутствием авторских отступлений, где Муза могла бы появиться (что, впрочем, также связано с сюжетом), и наличием фольклорных приемов.

Вообще, что может связывать образ Музы с реальностью? Муза, соотнесенная с творчеством или каким-либо произведением, участвующая в характеристике, символизирующая источник вдохновения и персонифицированная в чьем-либо образе, - вот все те случаи, когда образ Музы в той или иной степени включен в реальность. Интересен вопрос об «отношениях» образа Музы с реальностью, точнее говоря, с реальным планом произведения. Муза как античный символ, как геликонская богиня-покровительница творцов, приближает реальный план к «своему» мифологическому плану. А вот образ Музы второго уровня, на разных подуровнях ведет себя по-разному. Муза как символ творчества, символ произведений (в том числе и собственного творчества и произведений поэта), как бы сама приближается к реальному плану за счет связи с реалиями жизни. Эти реалии, в виде творчества и его проявлений, «притягивают» образ Музы к реальному плану. А вот образ Музы, участвующий в характеристиках и, тем более, в мифологизации, напротив, «мифологизирует» реальных личностей и реалии жизни, то есть, реальный план в этом случае несколько «закрывается» планом мифологическим, к которому изначально принадлежит образ Музы. Образ Музы, символизирующий источник вдохновения, «притягивается» к реальному плану, как и образ Музы, участвующий в персонификации .

Таким образом, получается, что первым в произведении становится то мифологический, то реальный план. Если мифологический план выходит вперед, то значит, что образ Музы играет активную роль, приближая, «притягивая» реальный план к своему мифологическому. Если же реальный план доминирует в произведении, где функционирует образ Музы, то значит, что Муза «притягивается» к нему, не переходя, конечно, в пассивный образ, но, следуя замыслу поэта, приобретает черты жизненных реалий или, в определенных случаях, реальных личностей.

Заканчивая первую главу исследования, можно сделать следующий вывод. Образ Музы традиционный для русской поэзии. Каждый автор, сохранил элементы традиции, тем не менее подчиняет этот образ себе, приспосабливая к собственной творческой индивидуальности. У многих поэтов Муза перестаёт быть просто символом, а становится образом-двойником. Произошло это не сразу. Например, у Ломоносова и Державина обращение к Музе - это некий стилистический прием, условность. Оно лишь фиксирует принадлежность произведения к определённой культурной традиции: классицисты с почтением относились к античному искусству и его образы вводили в свои тексты. С уходом классицизма такой образ Музы должен был бы исчезнуть из русской поэзии как знак «омертвевшей» традиции, как рудимент прошлого. Но этот образ ожидала совсем другая судьба: он был «оживлён» и наполнился новыми смыслами.

Раскрыв образ музы как инструмент создания поэтического контекста, перейдем к рассмотрению образов музы в конкретных произведениях А.С. Пушкина и А.А. Ахматовой.

муза пушкин ахматова